– Когда восстанавливали легкие, очистили их от никотина, – объяснил корона Вас. – Возможно, поэтому.
Но Малыш продолжал смотреть на Вас в упор, и тогда тот, догадавшись, добавил:
– Нет, больше никаких расхождений со старым Загребиным не будет. Не должно быть.
– Может, все-таки закурить? – спросил Загребин. – Нет, не хочется.
Корона Вас был прав. Во всем остальном капитан остался таким же, как прежде. Только бросил курить. И Снежине, которая вечно забывала сигареты, не у кого было их просить на мостике в вахту Загребина.
Павлыш потом как-то говорил Снежине, что он не заметил, чтобы Вас специально очищал легкие капитана от никотина. Тем более если учесть, что курение – наркотическая привычка и закрепляется она в мозгу, а не в легких. Просто-напросто корона Вас не выносит табачного дыма, уверял Павлыш, и при этом он очень деликатное создание и никогда вслух своих претензий не высказывает. Вот и отключил потихоньку клетки, ведающие у капитана страстью к курению.
На поиски Ранмакана «Еж» вышел на следующее утро. Кудараускас уговаривал Бауэра взять с собой оружие, но тот отказался. Кудараускас даже поспорил с ним.
– Ты пойми, – говорил он. – Пойми меня правильно. В крайнем, самом крайнем случае, если ты убьешь его– мы оживим снова. А так ты рискуешь и своей жизнью, и жизнью Малыша, который едет с тобой.
– Антипин соорудит силовое поле на вездеходе. Это первое. А второе – тебе приходилось умирать? Хоть полраза, хоть четверть раза? Ты думаешь, это просто: умер, и все? А впрочем, не веришь мне, поговори с Загребиным.
Кудараускас представил лицо капитана и ответил:
– Я не спорю. Если силовое поле будет, пожалуйста…
Отъезд «Ежа» задерживался. Антипин с роботами мастерил установку. Бауэр углубился в карты, чтобы выяснить возможный маршрут Ранмакана. Решили сначала осмотреть порт и склады – родные места Ранмакана. Если там его не найдут, придется перенести поиски на холмы.
– Меня что волнует… – говорил Малыш Бауэру, когда они спускались к машине. – Ведь он же должен есть и пить. Никаких запасов такого рода в скафандре нет. Значит, он, чтобы съесть что-нибудь, снимет шлем и получит смертельную дозу.
– Надеюсь, он не найдет ничего съестного на этой чертовой планете, – ответил Бауэр.
Ему совсем не хотелось ехать на поиски убийцы, но он сам вызвался в них участвовать, потому что считал себя (как, впрочем, и большинство членов экипажа) виноватым в случившемся. Бауэру намного интереснее было бы присутствовать при оживлении «отшельника».
Больше всего надежд возлагалось на пластилитовый детектор. Он мог за несколько сот метров обнаружить следы вещества, из которого был сделан скафандр.
Баков стоял у экрана, смотрел, как растворяется в струях дождя машина, и, когда она скрылась за домами, сказал:
– Осторожнее. Может, включите поле сейчас же? Он ведь может подстерегать вас.
– Мы его раньше учуем, – ответил Бауэр. – Работает детектор.
Баков включил второй экран. В лаборатории проходило новое оживление. Баков думал, что это чудо становится уже будничным делом.
Баков вызвал госпиталь и спросил у тети Мили, как себя чувствует Загребин.
Тот услышал вопрос и ответил сам:
– Даю врачам еще час– самое большее, пусть тогда выпускают, а то сам сбегу.
Баков сдержанно улыбнулся и пригладил усы. В том, что капитан так хорошо себя чувствует, он признавал и свою скромную заслугу. Во время вынужденного отсутствия главы корабля все хозяйство работало нормально. Так что он обеспечил капитану покой.
– Отдыхайте, Геннадий Сергеевич: Бауэр и Цыганков выехали на поиски Ранмакана. В лаборатории успешно идет оживление привезенного Павлышом человека.
– Пора подумать, Алексей Иванович, о том, чтобы построить купол над частью города. Будем переносить работу наружу. Нас, оживленных, с каждым днем будет все больше.
– Ну, вы не в счет, – ответил Баков. – Насчет купола я скажу Антипину. Он у нас главный конструктор.
– Хорошо, я отключаюсь, – решил Загребин, – и сейчас начну уговаривать Эмилию Кареновну, чтобы она помогла мне добраться до моей каюты. А вы об этом никому ни слова. Ясно? Это приказ.
– Слушаюсь. – Баков улыбнулся.
Капитан выздоравливал от смерти.
Когда «отшельник» открыл глаза, Павлыш сидел у его кровати и силился одолеть первую страницу романа, найденного в хижине на острове. Из этого следует, что Павлыш делал уже некоторые успехи в освоении языка, которым пользовался «отшельник» (тот же язык был и в городе Манве). Последние полчаса Павлыш провел в секторе Мозга, впитывая под гипнозом сложнейшие окончания двадцати трех падежей.
«Отшельник» лежал не двигаясь, не говоря ни слова. Глаза его были больше и светлее, чем у Ранмакана.
Павлыш медленно отложил книгу так, чтобы «отшельник» увидел ее название, и включил лингвиста.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
– Спасибо, – ответил «отшельник». – Я долго был без сознания?
– Да, – сказал Павлыш.
Человек наморщил лоб, стараясь вспомнить что-то. Потом провел рукой по черным волосам.
– Они у меня перед смертью выпали, – произнес он.
– Да, – согласился Павлыш, не зная, как объяснить это человеку.
Он опасался враждебной реакции, шока. Он понял, что надо быть предельно осторожным. Павлыш покосился на пульт. Пульс «отшельника» был нормальным.
– Я умирал от лучевой болезни, – сказал «отшельник». – От острой формы. До нас не дошел газ.