– Джим сказал, что драконы не любят врачей. А как все случилось со Стрешним?
– Он занимался комарами. Устроился на склоне в кустах, а когда шел обратно, задумался, забыл взглянуть на небо… Это еще что за шутки?
Нина смотрела на пол. По полу черной ниточкой бежали муравьишки.
– Я их уже вчера видел, но не придал значения.
– Нет, это что-то новое. Если еще и они кусаются…
Павлыш проследил за направлением муравьиной ниточки – она поднималась к умывальнику и возвращалась обратно, скрываясь под койкой.
– Они спешат на водопой, – сказал Павлыш. – На нас, как я понимаю, внимания не обращают.
– Хорошо бы…
Нина стойко несла бремя ответственности. Она– начальник станции, с нее спрос. Павлыш подумал, что молодой женщине надо обладать особыми данными, чтобы занять место, которое обычно занимают матерые волки, разведчики, прошедшие по двадцать планет.
Уже потом, через несколько дней, Павлыш узнал, что Нина относилась именно к этой породе матерых. Это была ее шестая планета, и никто в центре не сомневался, что она справится с работой не хуже других. Она была из тех мягких на вид, всегда ровных и вежливых стальных человечков, которые без видимых усилий везде становятся первыми– и в школе, и в институте, и в науке. Она несла на себе бремя ответственности за станцию, и ни у кого не возникало вопроса, почему этот жребий пал на нее. Но чтобы это понять, Павлышу пришлось прожить на станции не один день.
– Я пришла, потому что подумала, что новый человек должен взглянуть на наши беды иначе – у нас уже выработались стереотипы, они мешают.
– Может, вы все-таки чем-то прогневили драконов?
Нина смотрела на муравьиную дорожку.
– Надо будет проверить, как они пробрались в станцию. Займетесь, Павлыш?… Как мы могли прогневить драконов?
– Беспричинной агрессивности в животном мире не бывает.
– Мы на них не нападали. И готовы к компромиссам. Но они ведь доступны только разумным существам.
– Вы могли не заметить. На кого еще нападают драконы?
– Вы вчера исследовали его желудок.
– Нина, ты здесь?
В дверях показалась Таня-маленькая. Ее комбинезон был украшен ожерельем из зубов дракона. Зрелище было жуткое.
– Тебя Лескин всюду разыскивает. Он уверен, что магнитное поле ведет себя неподобающим образом.
– Ну и что?
– Как всегда. Он уверен, что добром это не кончится.
– Я пошла, – сказала Нина. – Лескин– пессимист. В каждой экспедиции положено иметь пессимиста. У меня подозрение, что психологи нарочно подсунули его нам, чтобы уравновесить безудержный оптимизм Тани.
Оставшись один, Павлыш снова открыл дневник доктора Стрешнего.
Доктор и в самом деле любил писать подробно и обстоятельно. Павлыш представил себе, как, наклонив голову, доктор любуется завершенной конструкцией фразы, стройностью длинных абзацев и видом редких старинных слов. Первые страницы были заняты описанием холма, строительства станции, посвящены быту, характеристикам спутников доктора, характеристикам длинным, подробным, однако осторожным – он рассматривал свой дневник как литературное произведение и никого не хотел обидеть. На пятой странице дневника Павлышу встретилось первое рассуждение, относящееся к теперешним событиям.
«Дожди скоро сойдут на нет. Начнется весна. Планета должна обладать умеренно богатой фауной, нынешнюю скудность я склонен объяснять неблагоприятным временем года. Я могу представить, как, с повышением температуры и появлением солнца, из нор, из гнезд и берлог выползут, выбегут, вылетят различные твари, и некоторые из них могут быть настолько сообразительны, что захотят вступить с нами в какие-то отношения. Я не имею в виду разум. Мой опыт подсказывает мне, что для развития разума эта планета еще не созрела. Однако очень немного шансов за то, что нас обойдут вниманием, – уж очень мы очевидны и шумны, непривычны и по-своему бессознательно агрессивны. Сегодня утром у меня возник небольшой конфликт с Татьяной-большой, которая наблюдала за стройботом, сооружившим «выгребную яму» станции– ведь от части отходов мы избавиться не сможем и должны их как-то спрятать. Именно спрятать. Не нарушая обычной жизни нашего окружения. Со свойственным этой милейшей женщине легкомыслием она удовлетворилась тем, что стройбот выкопал глубокую яму. «Где же герметическая крышка для нее?» – задал я закономерный в моем положении вопрос…»
Прошло несколько дней, и ожидания доктора Стрешнего начали сбываться.
«Сегодня меня укусил комар. Скорее всего, это не комар, а насекомое, функции которого по отношению к нам, людям, схожи с функциями комара на Земле– он мал, тихонько жужжит и, главное, кусается. Поэтому, дабы не отягощать нашу фантазию придумыванием новых названий, будем называть этого мучителя комаром. Я тут же предупредил Нину, что нам следует принять меры против засилия комаров. Именно засилия, подчеркнул я, ибо значительно больше шансов за то, что этот кровопийца не случайный экзотический гость на нашем холме. За ним последуют иные любители моей крови…»
Через три дня заболел лихорадкой Леопольд. Его трепало три дня, и три дня доктор Стрешний боролся с врагом невидимым, неизвестным, но, к счастью, не настолько упорным, чтобы погубить свою жертву. На третий день лихорадка отступила. Сочетание опыта и некоторого везения позволило доктору связать лихорадку с комарами, и потому в течение недели, за которую почти все сотрудники станции успели переболеть (включая самого Стрешнего), дневник был полностью посвящен комарам. В этих записках Павлыша заинтересовали фразы, которые он подчеркнул, чтобы не потерять.