Павлыш пошел по коридору. Совершенно один.
Он шел долго.
Потом оказался в пустой оранжерее. Это было ненамеренно. Просто его подсознание вспомнило о вчерашнем путешествии.
Сейчас оранжерея показалась еще более жалкой.
Кошка, застигнутая Павлышом у двери, сиганула в сухие кусты, послышался треск ветвей. Павлыш поскользнулся на лишайнике, выросшем между гряд. Потом сел на грядку. Как будто был на Земле и вышел в огород, в маленький огород, который пестовала его бабушка в Скнятино, под Кимрами.
Павлыш не думал о том, что ждет его. Это было еще слишком невероятно. Он думал о том, чего не успел сделать на Земле и что отложил до своего возвращения. Симона– она окончила институт три года назад– звала на подводную станцию на Гавайях. Он очень хотел туда слетать. Потом ему стало жалко бабушку. Потому что он ее не увидит. А если увидит Симону, то она будет старой. С Жеребиловым они строили катер. Давно строили, третий год. Жеребилов сказал перед отлетом: «Шпангоуты я за год одолею, а обшивка на твоей совести». А почему он не отдал книгу Володину? Догадается Володин взять ее? Она на второй полке у самой двери. Там же кассеты старого диксиленда. У бабушки в деревне он посадил три яблони. Эти яблони тоже будут старыми. Бабушка стала слаба, яблони могут вымерзнуть, если наступят сильные морозы… Все это были ничего не решающие мысли.
И Павлыш понял, что он думает обо всем этом так, словно уже решил лететь дальше на «Антее». Потому что примеривается к потерям.
И примиряется с потерями.
Он вспомнил, что ему как-то попался фантастический роман. Из тех старых романов, которые появились еще до отлета «Антея». Там люди жили на космическом корабле поколение за поколением, рождались, умирали на борту и даже забывали постепенно, куда и зачем они летят. А если у них с Гражиной будут дети, то те вырастут к возвращению на Землю и совершенно не будут представлять себе жизнь на Земле. Да и они сами тоже не будут это представлять. Возвращение со звезд в мир, который ушел далеко вперед и забыл о тебе. К другому поколению. Ископаемый герой В. Павлыш! Где ему место? В заповеднике?
Так когда-то люди осваивали Землю.
Уходили в море полинезийские рыбаки, их несло штормом. Или течение. Многие погибали. Но одна пирога из тысячи добиралась до нового атолла или даже архипелага. Люди выходили на берег, строили дома, и только в легендах оставалась память о других землях.
И потом этот остров открывал капитан Кук. Хотя полинезийцы не знали, что их открывают. Может быть, это закон распространения человечества, который еще не сформулирован наукой?
А что, если мы никогда не вернемся на Землю?
Связь так и не восстановится, и почему-то– мало ли почему– «Антей» останется у Альфы Лебедя. Он же старый корабль…
Вдруг Павлышу показалось, что в оранжерее холодно и неуютно.
Кошка сидела неподалеку, смотрела на него, склонив голову. Может, вспоминала о том, что люди кормят кошек?
– Ничего у меня нет, – сказал Павлыш вслух.
Кошка метнулась серой тенью к кустам и исчезла.
Павлыш пошел прочь.
Ему вдруг захотелось, чтобы рядом были какие-то люди, нормальные люди, которые знают больше тебя.
И он пошел к кабинам.
Там были уже все.
Витийствовал Варгези. Павлышу было ясно, что он – главная оппозиция на корабле.
– Гуси спасли Рим, – говорил Варгези, глядя на Павлыша пронзительными черными глазами. – Но никто не задумывается об их дальнейшей судьбе. А ведь гуси попали в суп. В спасенном ими же Риме. Так что на их судьбе факт спасения Рима никак не отразился. Представляете, что говорили их потомки: наш дедушка спас Рим, а потом его съели.
Варгези сделал вид, что улыбается, но улыбки не получилось.
– Мы не гуси, – возразил Павлыш.
– Пришло молодое поколение, готовое к подвигам, – съязвил Варгези.
– Формально Варгези прав. Но дело не в том, гуси мы или нет, – сказал Станцо. – Главная ошибка нашего доктора заключается в том, что домашние гуси функционально предназначены, чтобы их съели. Спасение Рима – для них случайность.
– Я все равно в принципе возражаю против героизации, – сказал Варгези. – Чего только человек не натворил в состоянии аффекта. Муций Сцевола даже отрубил себе руку. В тот момент он не представлял себе ни болевых ощущений, на которые он обречен, ни того, как он обойдется без руки.
– Так можно опошлить что угодно, – не выдержал Павлыш.
– Слава, не перебивайте старших, – сказал Варгези. – Я понимаю, что мои слова вызывают в вас гнев. Но научитесь слушать правду, и вообще научитесь слушать. Мы покоряем космос, а уважать окружающих так и не научились.
– Меня все это касается больше, чем вас. – Павлышом овладело упрямство.
– Любопытно, почему же больше?
– Вы уже все прожили, – сказал Павлыш. – А я только начинаю.
– Вы что же, думаете, что мне надоела жизнь?
– Нет, не надоела, но вы многое уже видели. Вам будет что вспоминать. А мне мало что можно вспомнить.
– Аргумент неожиданный, – сказал Станцо, – но очень весомый.
– Значит, вы за то, чтобы повернуть обратно? – спросил Варгези.
– Не надейтесь, я вам не союзник, – отрезал Павлыш. – Если все решат, я согласен лететь дальше.
– Почему, юнга?
– Потому что не верю в то, что подвигов не бывает.
– Значит, вам хочется славы? Хоть через тринадцать лет, но славы? И вы не уверены, что вам удастся ее нажить без помощи аварии, которая приключилась с нами?
– Я не думал о подвиге, – сказал Павлыш убежденно. – Но мне будет стыдно. Мы вернемся, и нас спросят: как же вы испугались? И все будут говорить: «На вашем месте мы бы полетели дальше».