Воины, рыча, бросились вверх, забыв о духах и о Речке.
Только двое из них успели добежать до Жало– дротики охотников поражали их на бегу. Наверху завязалась драка, и Жало, вырвавшись оттуда, громадными прыжками бросился вниз, к Речке.
Солнце уже начало клониться к горизонту, хотя до заката оставалось много часов, когда Павлыш вышел из пещеры и остановился у груды камней.
Жало стоял сзади. Он проводил Павлыша до выхода. В руке у него было раздвоенное копье воина. Копье было велико и тяжело, и Жало прислонил его к скале.
– Ты вернешься, дух? – спросил он.
– Постараюсь, – ответил Павлыш. – Но не обещаю.
– Я скажу в деревне, что вернешься, – сказал Жало уверенно.
– Ладно уж, – улыбнулся Павлыш.
– Дай мне свет, – попросил Жало.
– Какой свет?
Жало показал на запасной фонарь Павлыша.
– Зачем тебе?
– Ночью я пойду по долине. Там есть разные звери.
Жало очень хотелось получить фонарь, приобщиться к великому колдовству.
– Я мог взять сам, – добавил Жало. – Ты не видел. Я не взял. Дай.
– Ваше благородство, молодой человек, переходит всякие границы, – произнес Павлыш по-русски, выключив лингвиста.
Жало не понял, протянул руку. Павлыш отстегнул фонарь. Когти твердо сомкнулись вокруг трубки, Жало нажал кнопку. Свет фонаря днем был слаб, и Жало направил его в глубь пещеры.
– Хороший свет, заключил он. – Я пошел. Люди Немого Урагана начнут пир без меня. Это плохо.
– Это и в самом деле плохо, – согласился Павлыш. – Они все съедят.
– Нет, все не съедят, – серьезно ответил Жало. – Я великий охотник и великий воин. Мне оставят пищу.
– Ладно, иди, нахал. Смотри, чтобы Речка лежала, и пусть старуха дает ей травы.
– Я знаю, – сказал Жало.
И ушел. Повернулся и ушел. В долине еще не научились прощаться. Кроме того, Жало, хоть и считал себя великим охотником, не был уверен, что ему оставят мяса.
У реки Павлыш задержался. Вода спала, но река все еще была мутной, бурной, быстрой. Придется забираться под воду, и может снести. Павлыш проверил, хорошо ли приторочены камеры.
– Вы ушли, когда меня не было, – прозвучали слова юноши.
Юноша подошел беззвучно, как и подобает духам.
– Я бежал за вами от самого храма, Павлыш. На это уходит много энергии.
– Мы с вами обо всем поговорили.
– Да. Почти обо всем. Я хотел задать еще один вопрос.
– Какой?
– Вы включали второй экран?
– Да.
– И видели, как дикари подбирались к долине?
– Вы сами предостерегали меня от вмешательства в жизнь планеты.
– Но не будь вас, Жало никогда бы не добрался до племени Немого Урагана.
– Оставайтесь при своем мнении, – ответил Павлыш, делая шаг вперед. Вода вздыбилась, обтекая башмак. – Я могу дать слово, что, не случись истории с Жало сегодня, через месяц, через год все равно бы что-нибудь случилось. Так всегда бывает, когда ставят эксперимент над разумными существами, основываясь лишь на их инстинктах и не желая увидеть остального. Вы хотели превратить неразумных существ в разумных и потому отказали им в праве на разум. Я, честно говоря, доволен, что так вышло. У меня с самого начала сложилось о Жало и Речке особое мнение. И, чтобы убедить в этом вас, потребовались драматические события.
– Кое в чем вы правы, – признался юноша, догоняя Павлыша и шагая по воде, чуть касаясь ее ступнями. – Ошибки бывают в любом деле.
– Если выберете нового вождя, не останавливайте свой выбор на Жало. Он склонен к хвастовству.
– Я думал об этом.
– А хвастовство – типично человеческое качество.
– Прощайте, – сказал юноша. – Лучше было бы, если бы вы не пришли сюда.
– Прощайте, – ответил Павлыш. – Я не жалею, что пришел. По крайней мере, теперь вам долину не закрыть снова. У людей будет много мяса, и мир их станет шире.
– Да, эксперимент придется модифицировать. Но мы его не прекратим. Слишком много вложено сил.
– Я и не сомневался, – произнес Павлыш.
Вода уже добралась до пояса, пошатывала его, влекла в глубину, и бредущий по воде юноша говорил сверху, почти с неба.
Павлыш шагнул вперед и ушел в воду по грудь, потом с головой.
Когда он выбрался на другой берег, юноши уже не было.
Чуть выше Калязина, где Волга течет по широкой, крутой дуге, сдерживаемая высоким левым берегом, есть большой, поросший соснами остров. С трех сторон его огибает Волга, с четвертой – прямая протока, которая образовалась, когда построили плотину в Угличе и уровень воды поднялся. За островом, за протокой, снова начинается сосновый лес. С воды он кажется темным, густым и бескрайним. На самом деле он не так уж велик и даже не густ. Его пересекают дороги и тропинки, проложенные по песку, и потому всегда сухие, даже после дождей.
Одна из таких дорог тянулась по самому краю леса, вдоль ржаного поля, и упиралась в воду, напротив острова. По воскресеньям, летом, если хорошая погода, по ней к протоке приезжал автобус с отдыхающими. Они ловили рыбу и загорали. Часто к берегу у дороги приставали моторки и яхты, и тогда с воды были видны серебряные и оранжевые палатки. Куда больше туристов высаживалось на острове. Им казалось, что там можно найти уединение, и потому они старательно искали щель между поставленными раньше палатками, высадившись, собирали забытые консервные банки и прочий сор, ругали предшественников за беспорядок, убежденные в том, что плохое отношение к природе – варварство, что не мешало им самим, отъезжая, оставлять на берегу пустые банки, бутылки и бумажки. Вечерами туристы разжигали костры и пили чай, но в отличие от пешеходов, ограниченных тем, что могут унести в рюкзаках, они не пели песен и не шумели – чаще всего они прибывали туда семьями, с детьми, собаками, запасом разных продуктов и примусов.