Старший толкнул еще одну дверь. Он вел Павлыша по длинному коридору. Плошки с жиром покачивались под потолком.
– Он нарушил закон, – уронил Старший. Он не хотел уточнять.
– В чем его проступок? – настаивал Павлыш.
– Дух знает, – ответил Старший. – Дух знает дела смертных.
– Я пришел в долину, когда твои воины уже настигли его.
– Ты знаешь, – повторил Старший.
В конце коридора появилось светлое яркое пятно. Дневной свет. Старший взмахнул рукой, спугнув со стены спящих, прицепившихся ножками к потолку тварей. Твари засуетились, замельтешили прозрачными крыльями, пропали в светлом прямоугольнике. Павлыш зажмурился. На глазах выступили слезы. Павлыш приподнял забрало и приостановился, чтобы их вытереть. Старший обернулся. Он стоял у входа, опершись о стену, и довольно спокойно наблюдал за действиями Павлыша. Жители Форпоста были нелюбопытны.
Они вышли на небольшую площадку. Кроме отверстия, которое вело к подземелью, на площадку выходило еще три черных отверстия. Четвертое было прикрыто деревянной дверью из тонких бревнышек, связанных веревками.
С площадки открывался вид на голую долину, огражденную отвесными скалами. Здесь, в верхней части, долина была узкой. Противоположный склон глядел на Павлыша черными дырами других пещер. На дне долины сгрудились хижины, сложенные из камня и покрытые листьями и прутьями. Рядом протекал голубой ручей, который ниже, там, где долина расширялась, впадал в небольшое озеро, окруженное деревьями. Еще дальше в долину вонзился язык ледника, отороченный каменной осыпью, откуда брал начало еще один ручей, также стремившийся к озеру. Язык ледника создавал перемычку, за которой, еле различимые в дымке, виднелись заросли деревьев и кустарник, тянувшиеся до самого откоса. Откос запирал долину. Выхода из нее не было видно.
– Пойдем, – позвал Старший.
Он направился к закрытой двери. Теперь, при дневном свете, Старший показался Павлышу менее похожим на разумное существо, чем Жало и Речка, даже чем воины. Хотя Павлыш мог ошибаться. Нельзя мерить чужую жизнь по своим меркам и строить ее по своему образу и подобию. Не исключено, что местный гений куда больше похож на орангутанга, чем деревенский дурачок, который может оказаться двойником Павлыша.
– Опять в пещеру? – спросил Павлыш, проявляя явное нежелание расставаться с солнечным светом.
– Это мой дом. Ты не знаешь?
– Не приходилось бывать, – ответил Павлыш.
Возможно, духам в долине положено быть всезнающими, и Павлыш подрывал этими словами свою репутацию.
– Ты пойдешь в храм? – поинтересовался Старший. – Ты спешишь?
– Как сказать. А впрочем, все равно, – признался Павлыш. – Зайдем к тебе.
Один из воинов вышел на площадку и присел на корточки у стены, греясь на солнце. Старший не обратил на него внимания.
– Тогда пойдем ко мне.
Старший раскрыл дверь и вошел первым.
Павлыш последовал за ним. В распахнутую дверь проникал свет, и ветерок шевелил вытертый светлый мех на шкурах, которыми был покрыт пол. Посреди комнаты лежал большой плоский камень, на нем стояла глиняная плошка с каким-то варевом. Павлыш вспомнил, что проголодался. В углу помещались прислоненные к стене копья, громоздились глиняные горшки и плошки, рога, сучья – все вместе казалось бутафорской прогоревшего театра.
– Я знал, что ты придешь, – сказал Старший, усаживаясь на шкуру.
– Откуда? – спросил Павлыш.
– Я знал.
У Старшего была странная привычка повторять фразы, вместо того чтобы ответить на вопрос, на который почему-то отвечать не хотелось. При этом он взглядывал на Павлыша, узкие зрачки сходились в черную ниточку, и казалось, он ведет игру, правила которой известны и ему, и духу, столь обыденно появившемуся в долине.
Пауза несколько затянулась. Старший ждал, что скажет Павлыш. А Павлыш не знал, то ли начать задавать вопросы о племени, то ли уйти отсюда, спуститься вниз, к хижинам. Если бы на его месте был специалист по контактам, все было бы проще – у разведчиков есть решения на все случаи жизни. Или почти на все.
– Что вы хотите сделать с теми? – спросил наконец Павлыш.
– Отведем их в храм, – ответил Старший, будто это само собой разумелось. Возможно, и так. Возможно, за все проступки положено было отводить людей в храм.
– Они останутся живы?
Старший не ответил. Поднес ко рту плошку и отхлебнул из нее. Павлышу не предложил. Тогда Павлыш, которому захотелось пить, достал из кармана скафандра тюбик с соком, откинул забрало шлема и утолил жажду. Потом положил пустой тюбик на стол, рядом с плошкой.
Старший смотрел на него заинтересованно, не более того. И лишь когда тюбик покатился по столу и звякнул о плошку, Старший изумился. Он отпрянул от стола, поглядел на Павлыша, как на сумасшедшего. Протянул длинную волосатую руку и осторожно дотронулся до тюбика, словно ожидал, что тюбик исчезнет. Тюбик не исчез. Старший поднес его к носу, обнюхал и положил на место. Покачал головой.
– Ты удивлен? – спросил Павлыш.
– Духам позволено многое, – уклонился Старший.
– Я хотел бы спуститься в деревню, – сказал Павлыш.
– Вниз?
– Да.
– Тебе плохо здесь?
– Нет, хорошо. Но я хочу взглянуть на деревню.
– Ты не пойдешь в храм? – спросил Старший.
– Пойду. Мне интересно сходить в храм.
Старший опять удивился.
– Интересно? – Низкий лоб наморщился. Старший решал какую-то задачу. – Ты пойдешь в храм, – заключил он наконец. – И будешь там ждать.
– Ну ладно, – согласился Павлыш. – И долго я там буду ждать?